Новости

Свободомыслие. Кто контролирует наши головы и как защитить себя в условиях новой битвы за разум.

Свободомыслие. Кто контролирует наши головы и как защитить себя в условиях новой битвы за разум

Когда мы говорим, что в эпоху до появления современных СМИ, рекламы и пропаганды можно было мыслить свободнее, мы забываем, что на самом деле доступ к дискуссионным площадкам в то время был у единиц. Интернет создал условия для коммуникации по-настоящему широких масс. Однако сделал ли он их такими же свободомыслящими, как мыслители эпохи Просвещения, которых когда-то освободили кофейни и печатное слово? Кажется, что всё наоборот. Государства и корпорации, предоставив нам весьма иллюзорную свободу высказывания и поиска информации в интернете, научились влезать нам в голову глубже, чем мы могли себе представить. О том, что вообще такое свободомыслие, какие ловушки расставляют перед ним современные технологии и как себя защитить, Кэтрин Кураж расспросила Саймона Маккарти-Джонса.
В 2017 году Саймон Маккарти-Джонс, доцент кафедры клинической психологии в дублинском Тринити-колледже, написал для The Conversation статью о шизофрении. В шутку он говорит, что статью прочитали более двух человек, что для ученого событие весьма волнительное. Тем не менее, в дни после выхода статьи Маккарти-Джонс обнаружил себя в железной хватке соцсетей: он постоянно проверял лайки и комментарии под публикацией. «Это захватило все мое внимание, в моих мыслях бесконечно вертелось: „Проверь соцсети! Проверь соцсети!“» — рассказал он нам по видеосвязи из своего офиса в Ирландии.

Может быть, мышлением профессора нечто управляло (в данном случае крупная технологическая компания)? Этот опыт заставил его задуматься о том, что такое свобода мысли на самом деле. Он начал погружаться в мутные воды психологических, философских, культурных и юридических представлений о том, что такое мысль и как она может оставаться по-настоящему свободной.

Эти интеллектуальные поиски вышли за пределы головы профессора, как это часто бывает вообще с мыслями, и теперь существуют в виде новой книги «Свободомыслие: защита свободы мысли в условиях новой войны за разум».

Мы поговорили с Маккарти-Джонсом. Он рассказал нам об истории понятия «мыслепреступления», физических границах мышления и о том, как архитектура и городское планирование могут создать условия для по-настоящему свободного мышления.

— Как бы вы определили «новую войну» за разум и считаете ли вы, что сейчас на этой войне более одного фронта?

— Я думаю, что на этой войне есть четыре фронта: угрозы со стороны государств, угрозы со стороны корпораций, угрозы со стороны частных лиц и угрозы со стороны закона. Если мы определим право на свободу мысли очень узко, многие мысли становятся останутся незащищенными от угроз, исходящих от новых технологий.

Последнее — самое сложное. Сейчас много говорят о том, что на горизонте появляются устройства для чтения наших мыслей прямо через мозг. Neuralink Илона Маска продолжает мелькать в заголовках газет. Маск собирается создать своего рода интерфейс для мозга, который позволит напрямую транслировать мысли в компьютер. Но вопрос в следующем: насколько реалистична технология такого типа — и представляет ли она угрозу, о которой нам нужно подумать уже сейчас? Меня беспокоит то, что это может привести к некоторой моральной панике.

Возможно, более непосредственной угрозой со стороны новых технологий является не чтение мыслей через мозг, а то, что называется мониторингом нашего поведения: что мы лайкаем в соцсетях, какие веб-сайты посещаем, какая музыка нам нравится и так далее. Благодаря этим данным компетентные люди могут оценить наше психическое состояние и получить представление о том, как мы думаем. Так они поймут, на какие кнопки они должны нажимать, чтобы заставить нас действовать определенным образом. Сочетание этих знаний с технологиями искусственного интеллекта может стать действительно серьезной угрозой нашей автономии.

В некотором смысле эти технологии дают свежий взгляд на хорошо известную проблему. В Древней Греции у философов были опасения по поводу софистов — людей, которые использовали мощь мышления и риторики не для достижения истины, а для поддержки определенных политиков или политических идей. Таким образом, озабоченность софистическими способами аргументации существует уже тысячи лет, и сейчас мы рассматриваем искусственный интеллект как цифрового софиста. При этом существует огромный дисбаланс власти — он знает гораздо больше, чем могут простые смертные.

Возможно, нам хочется сказать: нет, мы независимые, автономно мыслящие люди. Но я думаю, мы должны признать, что перед лицом развитого ИИ у нас могут возникнуть большие проблемы.

— Конечно, хотелось бы думать, что то, что находится внутри головы, навсегда останется частным владением. Но, как вы заметили, не стоит быть наивными и безусловно верить в эту фантазию. Как мы можем защитить нашу собственную свободу мысли?

— Когда я стал вникать в эту проблему — как простой психолог, а не как юрист, — две вещи сначала взволновали меня, а потом привели в ужас.

Первое: свобода мысли является абсолютным правом, основанным на Всеобщей декларации прав человека Организации объединенных наций. В Соединенных Штатах это настолько близко к абсолютному праву, насколько это предусмотрено Конституцией. И это весьма впечатляюще, потому что это означает, что никто не может посягнуть на мою свободу мысли. Бывают случаи, когда вы можете ограничить чью-то речь, если это клеветническая или ложная реклама, или бранные слова. Но мысль в этом смысле исключительна, можно думать что угодно.

Тут имеются определенные сложности. Например, вы можете подумать, что свобода мысли и свобода слова связаны естественным образом, но проблема в том, что если бы вы заявили, что некто манипулирует вашими мыслями с помощью речи, вы поспособствовали бы новым ограничениям на свободу слова во имя свободы мысли.

Вторая проблема, которая, возможно, вызывает еще большее беспокойство, — это отсутствие определения этого права. Если присмотреться повнимательнее, мы увидим, что, по сути, у него нет определения. Удивительно, как мыслители на протяжении веков превозносили свободу мысли, например Джефферсон, Вольтер, Хомский. Но в некотором смысле мы были так заняты ее восхвалением, что не дали ей определения. Таким образом, несмотря на то, что это право кажется защищенным, на самом деле оно очень неопределенное и оттого хрупкое.

— Совсем недавно ООН пыталась определить это право, но вы считаете, что они недостаточно далеко продвинулись?

— В 2021 году ООН выпустила специальный доклад, где были выделены четыре столпа свободы мысли: иммунитет — идея, что вы не можете быть наказаны за свои мысли; честность — идея, что вы не можете манипулировать мыслями других людей; неприкосновенность частной жизни — идея, что у вас есть право на то, чтобы ваши мысли оставались частными; и, наконец, плодовитость — идея того, что государство обязано создавать для своих граждан условия для свободы мысли.

Но некоторые фундаментальные вопросы остались нерассмотренными. Что следует считать мыслью? Что делает мысль свободной? От того, как вы ответите на эти вопросы, будет зависеть, в какой степени вы на самом деле защищаете мысль — или сколько мыслей вы оставляете уязвимыми и незащищенными.

— Если мы обратимся к словам Декарта «Я мыслю, следовательно, я существую», предполагает ли свобода мысли также нашу индивидуальность или наше автономное существование?

— Да, я думаю, что мышление позволяет нам отделиться от мира и иметь своего рода личное рабочее пространство, где мы можем создавать планы, намерения, отделять себя от требований окружающей среды и быть рефлексивными, контролировать свои действия изнутри. Так что я действительно думаю, что это играет центральную роль в нашей автономии.

Но, говоря о Декарте, мы как бы неявно соглашаемся с идеей о том, что мысль — это нечто, происходящее внутри головы. Я видел много юридических статей на этот счет, где люди говорят о защите внутреннего мира, о том, что они называют forum internum.

Мне кажется, это не все, что мы защищаем. Я думаю, что свобода мысли, которая просто защищала бы внутренний мир, ограничила бы нас в больше степени, чем освободила — потому что мы многое думаем вне наших голов. Как сказали бы философы, технологи и психологи, существуют важные для нас способы внешнего мышления, которые нам нужно защищать: мы считаем по пальцам, составляем списки покупок, мы думаем с помощью технологий (например, с помощью гугла), мы думаем друг о друге с помощью речи.

— И это то, что вы называете мыслеречью?

Да, хотя мышление принимает форму речи, на самом деле с ее помощью мы думаем вместе с другими. Как говорит Э.М. Форстер: «Как я узнаю, что я думаю, пока не узнаю, что я говорю?» И когда мы говорим с другими, вполне возможно, что мы просто думаем вместе с другими.

Существует множество психологических исследований, показывающих, что в правильных условиях мы с большей вероятностью приблизимся к истине, когда будем думать вместе, как группа, а не как отдельные люди. Психологические исследования также показывают, что для того, чтобы иметь наилучшие шансы приблизиться к истине, нужно, чтобы была группа людей с разнообразными идеями. Итак, речь идет о создании таких пространств. Во времена Просвещения по всей Европе местом для дискуссий были кофейни — хотя, очевидно, они не были такими уж инклюзивными пространствами, и разнообразие мнений в них было ограничено. Теперь вопрос в том, как вы можете добиться настоящего разнообразия взглядов?

Очевидно, что теперь у нас есть онлайн-пространства. Но если вы не богаты и не безрассудны, в этих пространствах очень трудно думать открыто. И если мы не заставим людей чувствовать себя в безопасности в этих местах, им будет некомфортно говорить от своего лица, и тогда мы не сможем приблизиться к истине.

— Идея защиты такого рода мышления в конечном итоге привела вас к… городскому планированию?

Мы беседовали на конференции с одним из моих коллег из Бразилии, и он рассказывал мне о том, как планировщики города намеренно изменили застройку их столицы, Бразилиа, чтобы сократить количество перекрестков — потому что на углах люди могли собираться и что-то вместе обдумывать и обсуждать, а это могло представлять угрозу для правящего режима. Таким образом, городское планирование может оказать серьезное влияние на способность общественности мыслить вместе.

Это важная часть идеи о том, что свобода слова нуждается в некотором материальном обеспечении. Подобным же образом дело обстоит и со свободой мысли — размышлениям способствует возможность гулять в парках. Библиотеки будут работать лучше, если это будут пространства с большим количеством света и комнатами для неформальных бесед, а не темными и пыльными помещениями. Правильное проектирование зданий и пространств способствует совместному мышлению.

— Кроме того, сейчас мы живем в цифровом мире, который, возможно, не очень благоприятствует такого рода свободомыслию, верно? ООН отмечает, что у нас должно быть право на неконтролируемое мышление. Но у всех нас был опыт, когда наше внимание отнимали у нас помимо нашей воли. В том числе это делают теории заговора вроде QAnon, которые распространяются по Интернету. Есть ли выход? Или мы уже терпим неудачу?

— Есть способ разрабатывать технологические продукты таким образом, чтобы использовать больше технологических возможностей для «свободного мышления» и представлять более широкий спектр мнений, вместо того чтобы подталкивать нас с помощью алгоритмов в направлении, в котором мы уже движемся. Это помогло бы решить проблему, о которой говорил Дональд Рамсфелд, — проблему «неизвестных неизвестных», то есть вещей, о которых мы даже не подозреваем, что мы их не знаем.

Это также поможет противостоять тому, что некоторые называют «унаследованными убеждениями» — идеям, которые мы усвоили в какой-то момент, хотя никогда по-настоящему о них не задумывались. В качестве наглядного примера можно указать на демократию, концепцию, которую, я думаю, многие из нас воспринимают как безупречное благо. Но пришли ли мы к этому убеждению сами? Слышали ли мы когда-нибудь по-настоящему веские аргументы против демократии, думая над которыми мы могли бы понять, почему мы верим в нее?

Или более тривиальный пример, который меня удивил: я всегда верил, что употребление моркови помогает вам лучше видеть в темноте. Морковь содержит бета-каротин, который может улучшить ваше зрение. Но на самом деле это миф, истоки которого мы можем проследить. Во время Второй мировой войны британцы создавали радары, но не хотели, чтобы немцы об этом знали. Поэтому им пришлось придумать легенду о том, что британские пилоты сбивали немецкие самолеты в темноте. Легенда, которую они придумали, заключалась в том, что британские пилоты ели морковь в огромных количествах. Так это убеждение вошло в культуру. Итак, как нам понять, во что мы верим?

— Невозможно говорить о свободе мысли, не вспомнив книгу Джорджа Оруэлла «1984», изданную в 1949 году. Как вы отмечаете, даже за десятилетия до этого — в 1920-х и 1930-х годах — Япония принимала законы, где фигурирует понятие «мыслепреступлений». Существуют ли вообще ситуации, в которых свобода мысли должна быть поставлена под сомнение — скажем, как вы упоминали ранее, если ею злоупотребляют, чтобы ограничить свободу слова?

— Это одна из самых спорных областей — существует ли вообще какое-либо обоснование для ограничения мышления. На данный момент свобода мышления — это абсолютное право. И у нас есть оруэлловская реакция на концепцию «преступлений мысли».

Философ Сэм Харрис говорил о возможности создания «зон обязательной откровенности», где специальные устройства будут считывать информацию с мозга, чтобы обнаруживать ложь. Например, эту технологию нас могут обязать использовать в зале суда. С одной стороны, это было бы беспричинным нарушением свободы мысли. Но согласится ли общество, что в таком пространстве это нормально?

— Мне понравилась строчка из вашей книги: «Позволить другим думать за нас — значит позволить другим жить за нас». Для вас это своего рода квинтэссенция проблемы?

— Это то, что делает нас уникальными как вид. У нас есть способность продумывать все до конца. Мы потеряли свои острые зубы и когти. Но вместо них для выживания мы получили и развили мышление, и оно преимущественно делает нас людьми. Если мы пожертвуем этой способностью и откажемся от нее, то в какой степени мы останемся людьми?

— Однако нас ведь не так часто тянет к размышлениям, верно? Мы эволюционировали, чтобы экономить энергию, а размышление требует больших усилий. Вы упомянули серию исследований, которые показали, что люди предпочли бы подвергнуть себя удару током, чем спокойно посидеть 6–15 минут наедине со своими мыслями. Как психолога, вас это удивило или не очень?

Нобелевский лауреат Даниэль Канеман сказал однажды: «Люди склонны к независимому мышлению, как кошки к плаванию. Они могут это делать, но предпочитают этого не делать».

В моей собственной жизни, безусловно, бывают моменты, когда я просто не хочу думать! И технологии упрощают это. Например, ютуб предоставляет нам доступ к огромному количеству информации. На первый взгляд, это должно помочь нам думать. Но ведь мы порой используем ютуб как, например, цифровой транквилизатор?

В прежние времена — прежние для нас, во всяком случае, — когда мы мыли посуду или подстригали газон, у нас было время подумать. Сейчас же мы, кажется, все чаще делаем это с наушниками в ушах. Помогает ли нам вся эта информация мыслить? Или мы лишь мешаем себе думать, впитывая мысли других людей в течение дня?

Возникает вопрос: как нам заново открыть для себя радость мышления? Как начать получать удовольствие от усилий, связанных с мышлением? Потому что если мы на самом деле не хотим думать, нет смысла создавать общество, которое заставит нас делать то, чего мы не хотим, верно?

— Какие изменения вы внесли в свою жизнь, чтобы защитить свою способность мыслить более свободно?

— Первое, что я сделал, — это отказался от всех социальных сетей. Возможно, это чрезмерная реакция. Я хорошо знаю, что твиттер может быть фантастическим источником новых идей. Но необходимо соблюдать баланс и не позволять онлайн-ресурсам отвлекать нас от наших собственных целей. Мне соцсети принесли больше вреда, чем пользы.

Я также думаю, что довольно легко указать пальцем на социальные сети и сказать, что это они виноваты в том, я отвлекаюсь. Но нам также нужно посмотреть, кому принадлежит указующий перст. Возможно, наше собственное тщеславие, чванство или гордыня заставляют нас постоянно проверять лайки и упоминания о себе. Поэтому я думаю, что вместо того, чтобы полностью перекладывать вину на социальные сети, нам, возможно, также нужно изучить наши собственные мотивы и то, как мы пытаемся повысить собственную самооценку — и попытаться управлять собой более эффективно.

Еще я добавил бы другие типы мышления. У меня как у ученого есть соблазн запереться в комнате с газетой или книгой и чувствовать, что это лучший способ развиваться. Но когда я увидел исследования, показывающие, насколько ценным является общение с людьми и в какой степени наше мышление ускоряется при общении с другими, это заставило меня, в некоторой степени интровертного человека, стараться больше беседовать, находиться в местах, которые способствуют свободному мыслительному процессу, где вы общаетесь с людьми, которым доверяете, в безопасной обстановке, где вы можете оспаривать свои собственные идеи, высказывая самые разные мнения.

Существует довольно много исследований, связывающих мышление с ходьбой — особенно на природе. Поэтому я старался активнее размышлять на ходу, больше ходить пешком. И, конечно, поступая так, я иду по стопам многих философов и психологов.

Источник: knife.media
Новости